— И безответственная ворожба, — брякнул Паровоз о наболевшем.
— Естественно! — отмахнулся координатор. — Если они не могут считаться с ограничениями собственной природы, как они могут ограничить себя в применении иной стихии? Понятие ответственности к сумасшедшим неприменимо. Но мы достанем их, Конрад, я докажу, что это можно сделать!
— Вы собираетесь заявить о теологической угрозе? — практично уточнил капитан.
Черный маг с трудом вернулся к реальности:
— Нет. Тогда они просто начнут тем же составом, но в другом месте. И учтут допущенные в Редстоне ошибки. Оно нам надо?
Паровоз не ответил.
— Ты читал материалы редстонского дела Искусников? — полюбопытствовал координатор.
Капитан Бер кивнул:
— Я участвовал в составлении части этих материалов.
— Тогда ты знаешь, что инквизиторы не смогли достать старших посвященных. Их должно было быть пять — шесть человек, но после Нинтарка они затаились. Наша задача — выманить их из убежища.
Идея Паровозу нравилась, его смущало место действия.
— Вы хотите позволить им резвиться на свободе?
— Нет! — возмущенно замотал головой мистер Сатал. — Мы будем бить их, но делать это… неуклюже. Побеждать, демонстрируя свою беспомощность, словно бы случайно. Выглядеть смешно, так, как если бы все, что отделяло их от успеха — компетентность низового командного состава.
— И вы думаете, нормальный человек купится на такую чушь?
— А ты думаешь, нормальный человек может быть Искусником?
Паровоз пожал плечами:
— Ну, раз бить мы их все — таки будем, я — в деле!
— Ни секунды не сомневался! — усмехнулся мистер Сатал. — Кстати, можешь называть меня просто Дан, только не на людях.
Паровоза всегда умиляла церемонность черных, демонстрируемая в самое неподходящее время.
— А я — просто Конрад, — благодушно предложил он.
Много ли черному магу нужно для счастья? На самом деле много, но есть некий минимум, который делает жизнь сносной. Это лето можно было считать проведенным удачно.
Я чинно распрощался на перроне со своей семьей, три раза клятвенно пообещал Лючику приехать зимой к нему в школу и ободряюще похлопал Джо по плечу, дескать, присматривай тут. Заметно потяжелевший чемодан, с грехом пополам, затащили в поезд.
Обстоятельства богатого на события утра еще не утряслись в моей голове (в присутствии Лючика собраться с мыслями было просто нереально), поэтому мне приходилось действовать интуитивно. Большой чемодан я с нарочитой небрежностью сдал в багаж, с собой в купе взял только корзинку с едой — большую, открытую и практически ажурную, поддающуюся досмотру с любой стороны и даже на просвет. Любой, даже не наделенный магией человек мог сказать, что древнего артефакта у меня нет. Поезд лязгнул буферами и медленно поплыл сквозь начинающуюся морось — краухардское лето закончилось. Моя семья махала с перрона мне вслед.
Все — таки в наличии родственников есть плюс, особенно когда эти родственники обладают пониманием.
Я сел на диванчик, скрестив ноги, и погрузился в медитацию, не для того, чтобы ворожить (мне доктор запретил), а просто желая привести мысли в порядок. Не часто у меня возникает такая потребность.
Это лето было совершенно особенным, оно напугало, удивило, разозлило, восхитило меня. Никогда бы не подумал, что черный может испытывать такую разнообразную гамму чувств! Я умирал и спасался, мучился от беспомощности и торжествовал, был возмущен и заинтригован. А в итоге стал больше. Шире. Протяженнее. Ну или как — то так. Для мага очень важно видеть и воспринимать мир, а для черного мага — еще и очень сложно. Мы постоянно навязываем реальности свое представление о ней и не желаем принимать возражения, поэтому она вторгается в нашу жизнь только так — силой и без спроса.
В порыве чувств я обещал себе, что буду жить по — новому. Стану обращать на происходящее вокруг больше внимания, хотя бы для того, чтобы больше ни один враг не подошел ко мне со спины. Начну думать не только о себе… звучит почти как анекдот. И вообще, до окончания университета остается один год, практика не считается, а я из всех развлечений знаю только те, к которым меня приобщил Четвертушка. Обидно! Поймите правильно, мне в голову не приходило вкладывать в это обещание какой — то глубокий смысл, это было минутное помрачение, мгновение слабости, порожденное мыслями о моем белом семействе. Устремив, таким образом, мысли к духовному совершенству, я подвинул к себе корзинку и принялся выяснять, что из положенного туда мамой самое вкусное. Съесть все разом у меня в любом случае не получилось бы.
Той ночью алхимических конструкций в моих снах не было. Я видел Редстон, но не так, как всегда, а каким — то странным, совершенно чужим взглядом. Всё — цвета пыли и грязи, дрожащие контуры зданий, словно проведенные испуганной рукой, почти неотличимые друг от друга. Едкий дым, словно призрак, стелющийся над мостовой, жаркая духота и отсутствие тени. Наверное, так должен воспринимать город вконец одичавший белый маг. Вредно думать на ночь о белых магах!
Ощущение сна мне даже понравилось — эдакий милый налет экзотики. Забавно. Но какими же мозгами надо обладать, чтобы вообразить себе все здания наклоненными вбок. Они ведь не смогли бы так стоять! И этот оранжевый смрад… Пикантный момент: в жилых кварталах камины топят прессованными брикетами, а они дают голубоватый, чуть терпкий дым с запахом соломы и навоза, самое близкое к оранжевому — желтоватые кислые испарения мелких мастерских (кузниц, кожевен) на юго — восточной окраине. То есть это все равно что перепутать красное с синим, только белый на такое способен. В порыве редкого благодушия я попытался спасти картинку, запустив на улицы картонного макета машины и трамваи, и, кажется, провел за этим занятием всю оставшуюся ночь.