— Вы должны были сказать, что котенок придуман не для его развлечения. Котенок хочет гулять по крышам, любить кошек и метить территорию, желать от него чего — то, что не соответствует его природе, — эгоизм, а требовать бессмертия — некромантия чистой воды. Вы предполагаете воспитать из Милоша некроманта?
Фокс даже побледнел:
— Зомби — это больше по вашей части, — почти прошипел он.
Тут я спорить не стал:
— Да, я их делаю, но я могу их уничтожить, а Милошу в лучшем случае удастся только первая часть. Что парень будет делать, когда поймет, что оживший труп — это уже не его любимец?
Я кожей чувствовал нарастающее внимание, на меня смотрели со всех сторон, и мне хотелось быть патетичным:
— Мир надо любить таким, каков он есть, а не выковыривать из него самое вкусное, как изюм из булки. Не все, что тебе нравится, — добро, и не все, что тебя ранит, — зло. Среди ваших учеников есть девочки, как вы им будете объяснять, что такое роды?
Тут он даже позеленел.
— Вы не любите младенцев? — мягко промурлыкал я. — Или не знаете, откуда они берутся?
Фокс развернулся и убежал. Знай наших! Вся белая мелюзга, что колготилась в сквере, с тихим шур — шур — шур раздалась в стороны: я побил Фокса специфическим для белых оружием — дал другое объяснение, — и теперь они не успокоятся, пока не определят, какое верно. Бедные учителя! Честно признаюсь: фраза про булку была домашней заготовкой, я придумал ее, когда пытался избавиться от кошмаров, вызванных видениями Белого Халака.
Кошмары у черного! Кому сказать — засмеют.
— Если решишь остаться здесь, — сказал я Лючику, — никогда не слушай, что говорит этот мужик. У него не все дома!
— Мне тоже так казалось, — очень серьезно кивнул малыш, — но я не знаю почему.
Кто бы знал, как мне надоело это сюсюканье!
— А тебе не пофиг почему? — хмыкнул я. — Учитель должен понимать больше учеников, а не только говорить убедительно. Теоретик жизни, блин.
Таким образом, я все — таки получил выходные. Теперь у меня появилось достаточно времени, чтобы побродить по Михандрову и посетить все его немногочисленные достопримечательности, но, собственно, дело не в них, город был интересен сам по себе. Есть такое состояние, древность без ветхости, которое никогда не приобретут убогие мазанки, гроздьями висящие друг на друге. Оно закладывается с первым камнем в фундамент, растет веками и напрочь убивается, стоит разбавить древний настой хотя бы каплей современного дизайна. Так вот, Михандров пропитался этим средством так сильно, что возраст его стало почти невозможно определить. Уверен, именно таким город был до появления заклятия, таким же он будет много — много лет спустя: белые стены, сланцевые крыши, низкие каменные ограды — словно иллюстрации в школьной хрестоматии.
Правда, виноградники в окрестностях Михандрова не росли (Альфред что — то говорил на этот счет, но у меня не отложилось в памяти), зато у набережной жил мужик, исправно снабжавший весь город свежим пивом. Дорогу к его заведению я знал уже на второй день — стильный подвал с огромными бочками, деревянными столами и непременными вязанками чеснока. От лучших редстонских ресторанов его отличало только отсутствие камина (а зачем он здесь?) и несколько ограниченное меню (в основном рыба). Я всерьез подумывал, не завести ли мне домик в Михандрове, хотя, если подумать, каково здесь в середине лета…
Знаю, это звучит эгоистично, но перерыв в общении с белыми был мне жизненно необходим. В конце концов, физическое состояние мага зависит от душевного, и я боялся даже предположить, чем может закончиться для меня полное сворачивание мозгов. К тому же со дня на день в город должны прибыть эмиссары из Артрома, а резкий переход к общению с боевыми магами вреден для здоровья. Кому потом нужны калеки?
Напиться в зюзю светлым пивом у меня не получилось. Более крепких напитков в Михандрове не продавали, тащиться на станцию за этим делом было лень, и я вернулся в пансион качаться в плетеном кресле, дремать и думать о том, как гадко сейчас Саталу в Редстоне. Кларенс меня не дергал. Дело шло к ужину, из окон кухни долетали запахи жареной рыбы. Рыба здесь везде.
И тут оно жахнуло.
Нет, звука не было, просто по нервам словно провели большой зубастой пилой. Макс, с утра отмокавший в бадье с консервирующим составом, хрипло завыл. Велев ему заткнуться и сидеть в ванне (его же потом не расчешешь, только стричь!), я нажал в кармане манок и помчался за походным набором экзорциста: незабываемое ощущение, терзавшее мои нервы, могло означать только одно — поблизости появился потусторонний феномен.
С посохом и сумой в руках (тьфу, прям как в сказке!) я мчался туда, куда категорически запрещала идти интуиция, причем спешил, ломился напрямик, срезал углы по таким склонам, где один неверный шаг — и ты головой вниз летишь до самого озера. И при этом радовался, что бежать приходится не в сторону интерната. Где — то на полпути мне попался хрипящий на подъеме Фокс. Ну куда, спрашивается, несет человека?! Поднатужившись, я обогнал его и, пока белый карабкался по откосу, сделал петлю по дороге, вломившись в запущенный сад с другой стороны, оказавшись первым. И вот передо мной ОНО — большое открытое пространство, покрытое пепельно — серой пылью. В смысле теперь покрытое — раньше здесь были трава и кусты.
— Ведьмина Плешь! — выдохнул Фокс, пробравшийся таки наверх через заросли дикой розы.
Интересно, а он — то откуда знает? Ведьмина Плешь — нежить редкая и удивительно сложная для устранения: очаг заражения находится глубоко в земле, то есть обычная пентаграмма на нее не подействует, если только вы не согласны копать вглубь полтора метра, стоя прямо в очаге заражения. И тут мне пришлось попятиться — граница Плеши ощутимо подвинулась на меня.